Стена Плача – а-Котель а-Маарави

Прошло много-много лет, и для Иерусалима снова настали черные дни. К стенам города подошла армия Рима...

Сначала римляне разбили лагерь, а потом взяли город в осаду. Это означало, что нельзя было пройти через городские ворота и принести горожанам провизию. Когда в Иерусалиме закончились все запасы, наступил голод. Истощенные жители уже не могли воевать, и тогда римляне штурмом взяли столицу. Войдя в город, они разрушили Храм.

Вот история иерусалимской семьи, жившей в те времена. Прочитайте ее, и вы узнаете…

• как трудно пришлось жителям города,
• как некоторым евреям удалось покинуть Иерусалим во время осады,
• как тяжело было этим людям покидать свой город,
• и что они взяли с собой на память.

- Хочу есть! - взмолилась Хана.
- Знаю, - ответила Лея, ее мама, - но мы доели весь хлеб. Вот, если хочешь, осталось немного похлебки.
- Но это же просто вода с луковой шелухой. Има, когда же мы снова поедим досыта, как раньше? Я так хочу твое субботнее блюдо из курицы и бобов!
- Я понимаю, дочка. Но римляне не разрешают никому провозить в город продукты. Они ждут, пока мы ослабеем от голода. Тогда они разрушат Иерусалим.
- А мы им не позволим! Мы никуда не уйдем отсюда! Это наш город! - крикнула Хана.
- Конечно, доченька. Я тоже не хочу покидать Иерусалим. Но так не может больше продолжаться. Мы с папой должны принять решение. Пойди на улицу, поиграй с Ривкой.

Хана выбежала из дома и пошла искать Ривку, свою лучшую подругу. Они часто бегали наперегонки на улицах и площадях города, а после играли в прятки, забегая то в одну, то в другую лавку на рынке. Устав от беготни, девочки присаживались на обочине дороги, вдыхая сладкий запах субботних хал, доносившийся из пекарни. А иногда они приближались к Храму, и им удавалось издали услышать звон колокольчиков на одежде Первосвященника # .

Но больше всего на свете подружки любили навещать "свой" камень. Этот камень семья Ханы привезла в Иерусалим много веков назад. Как и в древние времена, он гордо красовался во внешней стене Храма.

Девочки любили гладить ровную, без изъяна, поверхность камня и любоваться игрой света на его гранях.

- Неужели твои предки тащили такой огромный камень из Хеврона в Иерусалим! - часто восклицала Ривка. - Уж не знаю, как это у них получилось, - отвечала Хана, - но я рада, что они довезли его в целости и сохранности.

Иногда подругам там удавалось услышать пение левитов # и голоса арф и труб.

А бывало, они пробирались в Храм и могли сами видеть хор левитов, исполняющий "песнопение дня". Каждый день левиты пели новую песню, а девочки спорили, какая из них самая красивая.

- Самую лучшую песню поют в йом шени, в понедельник, - бывало, говорила Хана - Нет, в йом ревии, в среду! – возражала Ривка.

Почти всегда они сходились на том, что лучшую песню левиты поют в шабат, в субботу.
Они закрывали глаза, представляя, что и они тоже поют в хоре левитов, и затягивали песню вместе с ними.

Слова: Теилим, 92 Русский перевод: #

В этот день девочки тоже присели на ступеньки, ведущие в Храм. Однако вокруг стояла пугающая тишина. Вместо песнопения левитов вдруг раздались топот и крики.

"Что-то случилось, - подумали обе девочки, - давай-ка побежим домой, - предложила Хана.

Аба и има сидели за столом. Има плакала. Хана никогда раньше не видела, чтобы мама плакала.

- Сядь с нами, доченька, - сказала има, - мы должны тебе что-то сказать. Мы с папой приняли решение оставить наш любимый город. Аба узнал, где находится подземный ход, который приведет нас в безопасное место. Мы уйдем сегодня ночью, потому что римляне вот-вот ворвутся в город. Когда они доберутся сюда, то никого не пощадят.
- Но я не хочу уходить! – крикнула Хана, - это мой дом! Здесь живу я, здесь живете вы, а раньше тут жили саба и савта, бабушка и дедушка! Нам нельзя уходить отсюда!
- Нам придется уйти, - мягко сказал aба.
- Но мы вернемся, правда?
- Мы будем молиться об этом, - грустно сказал aба.

Хана обвела взглядом стены дома, где прошло ее детство. Она выглянула из окна и посмотрела на улицу, где так часто играла с подругами. Вон там - лавка, где продавались свечи, сделанные руками ее матери. Вон там - поворот на рыночную площадь, откуда раньше долетали запахи пряностей и ароматных масел. Как шумно там бывало по пятницам! А сегодня так тихо, ни звука шагов, ни скрипа колес.

- Я никогда не забуду наш дом, - сказала Хана родителям.
- Мы возьмем с собой вещи, которые всегда будут напоминать нам о доме, - предложила мама.
- Я возьму камешек! – сказала Хана. Она выбежала на улицу, нашла маленький сверкающий камешек и принесла его домой.
- Что бы взять на память, - задумчиво сказала има, - такое, что не занимает места в пути и то, что невозможно потерять?
- Я знаю! - отозвалась Хана, - это воспоминания!
Я буду всегда помнить Суккот в Храме, музыку, пение и танцы! Я буду помнить, как помогала тебе, Аба, нести в Храм твой лулав и этрог!

- И мы будем делиться воспоминаниями. Мы будем разговаривать об Иерусалиме и Храме, чтобы не забыть о них! – сказала има и обняла Хану.

Аба подошел и положил руки на плечи жены и дочери.

- А еще мы будем петь песни, - сказал он, - их можно петь где угодно. Я никогда не забуду наших песен об Иерусалиме!

Мама, папа и Хана быстро увязали в узлы немного вещей и бросили прощальный взгляд на стены родного дома. Увидят ли они его еще когда-нибудь?

С наступлением темноты они выскользнули на улицу и поспешили прочь из квартала, где прожили столько счастливых лет.

- Аба, има, давайте сходим, попрощаемся еще с одним местом! - попросила Хана, - здесь недалеко!
- Можно, только быстро, - согласился отец.

Они поспешили к стене, окружавшей Храмовую гору, и молча постояли перед камнем, который их предки когда-то привезли из Хеврона. Камень всегда был здесь - его использовали при строительстве и Первого, и Второго храмов.

Хана погладила ровную поверхность камня. Две слезинки скатились по ее щекам и упали на камень.

- Мы тебя не забудем, - прошептала девочка, - и мы обязательно вернемся!

Мама, папа и дочь спустились вниз по склону горы и проследовали к подземному ходу, который увел их к свободе и спасению.

А камень остался на месте. Точно страж, ровный и гладкий, отмеченный лишь двумя темными пятнышками - следами пролитых Ханой слез.